Оценки форума «Россия — Африка» получились очень эмоциональными. От полного восторга («наконец-то мы нашли настоящих друзей/партнёров/союзников») до злой и глумливой иронии («нас там всех сожрут крокодилы и доедят бегемоты, и вообще там живут дикари»). ПМЭФ, к слову, таких эмоций не вызвал.
Конечно, в кулуарах форума было много экзотических заявлений, сделанных под влиянием эйфории. По-другому сложно трактовать желание, например, развивать в Африке хоккей, дать африканцам «безвиз» в Россию, а самим всей страной ломануться на африканские курорты. В последнем случае крокодилов острословы вспоминали чаще всего.
Нас же в первую очередь интересовали не эмоции, а предельно конкретные экономические прогнозы. Даст ли форум «Россия — Африка» новый толчок для развития российской экономики, включая горно-металлургическую и геологическую отрасли? Возможно ли нашим меткорпорациям глубоко проникнуть на Чёрный континент? При условии системной работы — возможно. Но если оставить за скобками все политические плюсы столь масштабного диалога с целым континентом, то вот её пока не очень видно.
О развитии сотрудничества со странами Африки в России у нас принято вспоминать периодически, вроде как о необходимости освоения Арктики, и потом также периодически забывать.
Оценки саммита «Россия — Африка» получились эмоциональными и зачастую диаметрально противоположными.
Стоит напомнить, что первый саммит «Россия — Африка» прошёл в 2019 году в Сочи. Сейчас на саммите в Петербурге гордо говорили о том, что товарооборот России и Чёрного континента достиг 18 миллиардов долларов. Но четыре года назад в Сочи прозвучало, что он составил... 20 миллиардов. Позвольте, он «достиг» сейчас уровня в 18 миллиардов, потому что упал? Для сравнения: товарооборот КНР и Африки в прошлом году составил 280 миллиардов — цифра больше на порядок.
После саммита 2019 года было торжественно объявлено, что российские компании заключили с африканскими государствами в ходе мероприятия 92 соглашения (а в основном, видимо, меморандумов о намерениях) на триллион рублей. И где он, этот триллион?
Не откроем ничего сверхсекретного, если скажем, что работа по налаживанию сотрудничества с Африкой должна вестись системно, и только тогда для нас она имеет шанс на успех. С этой точки зрения на подобном саммите нужно было провести анализ: что из намеченного четыре года назад удалось реализовать, а что нет и почему. Но такого анализа никто не предоставил.
В качестве примера хотели бы напомнить странно звучащее для русского уха слово Аджаокута. Это слово должно было прозвучать на саммите в Петербурге, но не прозвучало. Аджаокута — это город в Нигерии, где ещё СССР начал строить сталеплавильный комбинат (на тот момент крупнейший на континенте, с производительностью первой очереди в 1,3, а второй — 3 миллиона тонн стали в год). Не достроил самую малость.
Тот самый почти достроенный меткомбинат в городе Аджаокута (Нигерия).
К 1993 году работы были выполнены нашей стороной на 98%, включая поставку трёх прокатных станов, построенную теплоэлектростанцию, а также ремонтные мастерские. Однако проект Ajaokuta Steel так и не был реализован по вине нигерийской стороны. Это 8 миллиардов долларов, бессмысленно зарытых в землю. В последние двадцать лет проект пытались реанимировать.
В 2019 году президент России Владимир Путин как раз во время саммита «Россия — Африка» встречался с коллегой из Нигерии Мухаммаду Бухари, и была достигнута договорённость о том, что завод достроит российская группа «Метпром». Предполагалось, что с Нигерией на этот счёт будет заключено концессионное соглашение (россияне комбинат достроят, поэксплуатируют, отбивая свои вложения, а потом передадут нигерийскому государству). «Метпром», обладая как опытными кадрами, так и нужными компетенциями, завод, пожалуй, и достроил бы, но...
«По вашему запросу о прогрессе проекта достройки и пуска предприятия Аджаокута мы не можем дать информацию, поскольку в 2020 году, в связи с намерением правительств Российской Федерации и Нигерии реализовать проект на базе межправительственного соглашения, проект был поручен Министерством промышленности и торговли РФ компании АО «ВО Тяжпромэкспорт», — ответили недавно в группе «Метпром» на вопрос «Про Металла».
И тишина... В «Тяжпромэкспорте» про развитие проекта ничего сказать не могут, на наш запрос не ответили. Похоже, проект тихо умер (будем рады ошибиться), и в Санкт-Петербурге о нём вспоминать постеснялись.
Далеко не у всех российских проектов в Африке успешная судьба.
Сергей Побываев, ведущий научный сотрудник Финансового университета при Правительстве РФ, заявил «Про Металлу»: «В истории с развитием сотрудничества России и Африки нужно понимать, что по объëмам вложений мы Китай не перегоним никогда. Возникает вопрос, что мы можем дать Африке такого, чего не могут дать другие? В советские времена мы могли поставлять оружие, но сейчас для самой России актуальна тема перевооружения армии, лишнего нет. Учить африканских инженеров, специалистов? Этим тоже активно занимается Китай. Построить в Африке атомные электростанции, как у нас водится в последнее время, в кредит? Отлично, а чем они будут расплачиваться? Я лично пока не вижу ясного ответа на эти вопросы».
Известно несколько примеров многолетней успешной работы российских компаний в Африке — это Nordgold, добывающий золото на африканских рудниках, это участие компании «Алроса» в проекте «Катока» по добыче алмазов в Анголе. Но такие удачные примеры можно пересчитать по пальцам, что отнюдь не препятствует тому, чтобы их опыт обобщить и понять, как его можно масштабировать? Интересно, в России этим кто-то занимается?
У Китая есть по крайней мере программа внедрения в развивающиеся страны: «Один пояс, один путь». «Пояс и путь» работают не всегда успешно, но определённые плоды реализация документа приносит. А у России есть какая-то стратегия продвижения своих интересов на Африканском континенте? Нам про неё, по крайней мере, ничего не известно.
Обращения к истории, ко временам Советского Союза себя во многом исчерпали. Сменились поколения, в том числе в африканской политической элите. Те, кто учились в СССР, —в основном пенсионеры. Нужно искать для себя новую опору на континенте (не забывая, что переговоры африканские руководители одновременно могут вести не только с нами, и результаты этого торга не очень предсказуемы).
Российская компания Nordgold успешно добывает золото на африканских рудниках.
Всё же не хотелось бы заканчивать этот текст на слишком грустной ноте. Не имеет особого смысла высчитывать, насколько меньше президентов и премьеров с Чëрного континента на этот раз прибыли в Россию. Скорее, можно отметить: давление на них в этот раз со стороны западных «геополитических партнёров» было просто колоссальным, и если уж лидеры африканских стран приехали, значит им было действительно интересно.
И ещё один важный пример. На недавнем заседании Высшего горного совета в Москве была озвучена любопытная информация: российский государственный геологоразведочный университет МГРИ имени Орджоникидзе недавно заключил ряд соглашений с коллегами из Зимбабве. В рамках этих соглашений МГРИ открывает проектный центр в Хараре, который будет заниматься составлением подробной карты недр Зимбабве.
Руководство университета отмечает, что этот центр имеет стратегическое значение для МГРИ, поскольку он будет служить основой для развития сотрудничества и с другими африканскими государствами. Университет уже получил предложения о взаимовыгодных проектах от соседних стран, смежных с Зимбабве, фактически по всей центральной Африке. Вот это — правильный, техничный подход к нашему продвижению в регионе вместо попыток заливания элит африканских стран деньгами, которых особенно-то и нет.
Алексей Василивецкий
