От редакции.
Анатолий Калашников, бывший генеральный директор Лебединского ГОКа — личность легендарная. Много ли людей, которым фактически предлагали получить миллиард долларов, а они не взяли? Калашников как раз отказался.
Перипетии своей судьбы знаменитый горняк описал в вышедшей недавно книге воспоминаний «Карьера у карьера». Мемуары получились довольно острыми, с жёсткими оценками некоторых персоналий и компаний.
Равно, как и интервью, которое Анатолий Калашников дал обозревателю «Про Металла». Некоторые утверждения и оценки из этого интервью мы не можем подтвердить или опровергнуть документально, поэтому они остаются его частным мнением, которое может не совпадать с мнением редакции.
– Анатолий Тимофеевич, как вы стали руководителем ЛГОКа?
– Я 18 лет отработал в Казахстане, на Соколовско-Сарбайском комбинате. Потом в 1980 году был назначен главным инженером на Лебединском ГОКе. А в 1988 году, когда началась перестройка, было введено новшество: выбирать директоров голосованием трудового коллектива. Меня и выбрали, и я 10 лет руководил предприятием.
– Это было очень тяжёлое время для экономики. Бартер вместо денежных расчётов, гиперинфляция, разрушение производственных цепочек, тотальное разворовывание всего, что создавалось десятилетиями и т.д. Как выглядел в «святые девяностые» Лебединский ГОК на фоне остальных предприятий отрасли?
– Я мог бы сказать одной фразой. «Немецкая волна» тогда делала о нас репортаж и назвала это «коммунизмом на отдельно взятом предприятии». И одним фактом
Мы были единственным в России в те годы предприятием, которое сумело получить в 1996 году кредит в миллиард долларов у Германии без всяких государственных гарантий.
Этому способствовало то обстоятельство, что мне удалось привлечь в сотрудничестве с Германо-Российским форумом благотворительные средства немецких предпринимателей на строительство церкви на месте, где проходила Курская битва.
Храм стал знаком примирения потомков солдат, участвовавших в этом сражении. Но вы понимаете, если бы на предприятии дела шли плохо, то нам бы никакой кредит не дали.
У наших рабочих были одни из самых высоких зарплат по отрасли, мы строили по 600 квартир каждый год и передавали их работникам бесплатно. На комбинате была лучшая в стране социальная сфера, что было признано на парламентских слушаниях — нас признали единственным предприятием, полностью соответствующим концепции ООН о гармоничном устойчивом развитии общества.
Была отличная медицина, санаторий, профилакторий, детский оздоровительный комплекс, детское кафе, мини-Диснейленд и много чего другого в части социальной защиты.
– Как вы пришли к идее внедрить выпуск горячебрикетированного железа, которое сейчас приобретает особое значение в связи с развитием «зелёной металлургии»?
– Я об этом прочитал в иностранном профильном журнале, для меня специально его материалы переводили. Стали искать, где такая технология есть.
В Европе тогда ещё не было. Была в Японии, но они совместное предприятие предложили сделать, с их контролем. Мы отказались. В Мексике нашли технологию. Они запросили 3 миллиона долларов за лицензию, договорились на одном миллионе. Построили первую очередь ударными темпами.
Работа на Лебединском ГОКе не останавливается ни на секунду
– Тогда же у вашего предприятия произошёл конфликт с миноритарным акционером — банком «Российский кредит»?
– Да, я подробно пишу об этом в книге. В 1997 году меня пригласили к губернатору Евгению Савченко, там были хозяева банка: Бидзина Иванишвили и Виталий Малкин. Кстати, одним из учредителей банка изначально был Отари Квантришвили. «Российский кредит» являлся уполномоченным по 13 позициям: от вопросов приватизации до оборонных заказов. Банк, пятый по капитализации в стране, сумел приобрести 40 предприятий, включая оборонные, которые позже успешно обанкротил. Иванишвили, хозяин банка, сумел прибрать к рукам Михайловский ГОК и устремился на Лебединский.
На встрече речь шла о том, что комбинат должен уступить администрации области пакет 25% +1 акция и банку «Российский кредит» 25%. Таким образом, ни у кого не было бы контрольного пакета акций. Я возмутился: что значит «уступить»? Если у области и банка есть желание стать акционерами, то покупайте по рыночной цене, если у вас есть по миллиарду долларов. Все молчали. Я встал и ушёл. С какой стати работники комбината, владеющие 94% акций, должны были отдать контрольный пакет?
После этого началась война за контроль над комбинатом. На незаконном собрании, которое состоялось в ноябре 1997 года, у банка после агрессивной скупки оказалось 35,7% акций, но 16,2% белгородский арбитражный суд признал незаконными. Судебная тяжба продолжалась 3 года, белгородский арбитражный суд три раза менял свои решения то в одну, то в другую сторону.
Мы обратились в Генпрокуратуру и высший арбитражный суд, там сначала заявили, что комбинат прав и протест будет удовлетворён. Прошло полгода, но решения высший арбитражный суд так и не принял.
ЛГОК расположен в городе Губкине Белгородской области
Вскоре на так называемом собрании, которое прошло на стадионе, новые владельцы объявили, что теперь комбинат принадлежит им, а вечером в сопровождении ОМОНа ненавистная табличка с моим именем на кабинете генерального директора ими была сорвана. На смену горняку Калашникову пришёл агроном Калинин. Через 10 месяцев комбинат был объявлен банкротом.
– У «Роскредита» в девяностые была репутация сомнительной структуры, которая любила решать свои проблемы силовыми методами. Вас пугать не пытались?
– Да, три попытки устранить меня были. Заказных уголовных дел против меня возбудили аж одиннадцать, причем восемь — Генеральной прокуратурой, все они потом рассыпались. До чего угодно пытались докопаться.
Слава об успехах комбината была известна далеко за пределами страны. В то время в отечественных и зарубежных СМИ было более 200 материалов про комбинат и борьбу вокруг него. Разные люди брались помогать, депутаты письма писали в защиту, политики. Но стену коррупции пробить не удалось.
Книга Анатолия Калашникова «Карьера у карьера»
– Если бы вы согласились на предложение банка-рейдера, что вы лично могли бы иметь?
– Когда они приезжали перед первым собранием акционеров, мой давний приятель из отрасли мне озвучил их предложение. Если им помогу забрать ЛГОК, то 3 миллиона долларов дают немедленно на руки, а потом я 35% акций буду иметь. Комбинат на тот момент оценивался в 4 миллиарда долларов. То есть я был бы миллиардером.
Но я сказал: а как я людям буду в глаза потом смотреть? Сколько я десятков пар сапог кирзовых в этом карьере за 18 лет износил, с ними рядом работал, а потом? А он отвечает: да будешь жить за границей, сюда только иногда приезжать, мы же здесь не живём... Но это не для меня было. Отказался.
– А как на ЛГОКе пошли дела после вашего отстранения?
– Плохо всё пошло. Сперва они гендиректором агронома по специальности поставили, через 3 месяца заместитель Савченко трижды приезжал с предложением помириться с губернатором: «Возвращайся, мол, там работа разваливается». Я отказался.
– А потом, когда банк разорился и вынужден был продать акции, на предприятие пришли более грамотные инвесторы?
– Да, разумеется. Хорошая команда из холдинга Алишера Усманова.
– А вы давно с Усмановым знакомы?
– Около тридцати лет. В своё время он мне предлагал возглавить объединённое предприятие ОЭМК и Лебединского ГОКа, связанное одной трубой-подачей концентрата.
– В связи с последними событиями в России и мире что вы думаете о перспективах ЛГОКа?
– Перспективы у комбината прекрасные. Лебединский ГОК был, есть и будет флагманом горно-металлургической отрасли страны, известным во всём мире. У комбината сильная команда управленцев и сплочённый трудовой коллектив, все трудности нас только закаляют.
