Продолжаем разговор с академиком Леопольдом Леонтьевым, который недавно отметил 90-летний юбилей и продолжает активно трудиться на благо отечественной металлургической отрасли.
— У Вас много учеников?
— Да, можно сказать, что я создал научную школу по комплексной безотходной переработке сырья. У меня из числа учеников двое стали докторами наук, и 17 кандидатами наук. Я горжусь тем, что ко мне недавно приехал человек из «Северстали» — защитить кандидатскую диссертацию, хотел, чтобы я был руководителем.
И я решил, что мы в ЦНИИчермете проведём защиту. Он доменщик, пятая доменная печь «Северстали» — это одна из крупнейших доменных печей у нас в стране. Он её анализировал: как работала до остановки, как её капитально ремонтировали (а он участвовал в капремонте), как теперь работает. Где-то на февраль намечена защита.
— Леопольд Игоревич, а есть то, о чем Вы жалеете, что пока реализовать не удалось?
— Сложный вопрос. Про красные шламы мы уже говорили — для меня это сквозная тема, я ей начал заниматься молодым кандидатом наук, и веду уже академиком. Пока практически начать переработку их не удалось, хотя с точки зрения технологии там всё понятно, проведены были даже опытные работы. Более того, мы начинали с того, что предлагали менять технологию производства алюминия, чтобы красные шламы не образовывались вообще...
У меня около 100 авторских свидетельств, и большая часть из них на практике реализована. Правда, лично я от этих внедрений мало что имел. Странное у нас законодательство, когда ничего эти внедрения автору не приносят, кроме внутреннего морального удовлетворения. Помню, по одному патенту специально директора завода поставил первым, не буду называть фамилии. Сделали патент, технология работает, он внедрил. Я приехал на завод, он хвастается большим экономическим эффектом. Я говорю: ты хоть заплати часть всем разработчикам... Он в ответ: «Меня Москва за это уволит!» Москва — это крупный олигарх, на всю страну известный.
Вот мы сейчас в рамках конгресса «Техноген» пытаемся добиться того, чтобы появилась серьёзная государственная программа по вовлечению в оборот вторичных ресурсов. Вроде бы есть такие документы, но их нужно наполнить реальным содержанием. Идею замкнутого цикла внедрить. Как флаг эта идея веет, но реальной программы нет.
Меня как-то очень известный государственный деятель вызвал и прямо поставил задачу: программу развития безотходного производства в РФ можете сделать? С комплексной переработкой рудных отходов? Ну, я бесплатно её сделал за пару месяцев... Принёс. Через две недели меня опять вызывают, в экспертный совет. Говорят: одни академики вашу программу делали... а где те, что природе гадят? Я говорю: они такую программу подписывать не будут, это ваша задача их убедить. А где, спрашивают, мнение профильных министерств? Говорю: «От меня хотели научную программу, вот она». «Вот пусть хоть министерства промышленности и охраны природы её завизируют».
Я туда пришёл, в эти министерства — на самый верх! Мне отвечают: «У наших министерств есть своя программа, мы по ней работаем. Вашу мы изучим, может, что-нибудь из неё возьмём...» И её отложили, так и не подписали. Я позвонил тогда инициатору этой истории. Если, он говорит, министерства против — я не могу. Сейчас бы он... попробую я ему напомнить.
— А Вы ведь и сами в министерстве работали одно время, первым замом министра науки и технической политики РФ. Какие впечатления остались?
— Да, с 1993 по 1996-й. Я не хотел туда идти, меня, можно сказать, перед фактом поставили. И на Урале я был неплохо устроен тогда. Но так сложилось, неудобно было отказывать. Кстати, я, когда пришёл в правительство на утверждение, там вице-премьером был бывший металлург из Казахстана Олег Сосковец. Меня увидел, говорит: «Так тот самый Леонтьев — это ты и есть? А чего сразу не сказал?» И меня тут же утвердили.
Трудная была работа, с массой командировок. Я тогда впервые узнал, что такое гипертония...
Но, что важно, в тот момент был принят закон (закон, я подчёркиваю!), согласно которому 4,6% от ВВП страна должна была тратить на науку в год. Сейчас вроде на 2025 год до 2% поднять обещали? И мы добивались его выполнения. Был даже был случай, когда премьер Виктор Черномырдин примерно за неделю до заседания правительства, где бюджет утверждался, пришёл к нам в министерство, и я у него спросил — 4,6% будет? Он ответил: будет, обещаю.
И вдруг министр финансов Владимир Пансков докладывает и озвучивает цифру гораздо меньшую. Я поднимаю руку и говорю: Виктор Степанович, вы про 4,6 говорили, а тут 3,5%? Пансков ответил: не умеете считать, считать надо за вычетом внутреннего долга, а он у нас большой. Но всё равно, даже 3,5 — куда больше, чем сейчас...
А после министерства я ещё работал 13 лет в качестве члена Президиума Академии наук, отвечающего за весь имущественный комплекс РАН. Межтерриториальный орган управления имуществом РАН, так это сперва называлось. Около сотни сотрудников имел в подчинении по стране, 30 в Москве. И мы стремились все здания, все земельные участки в интересах нашей науки сохранить. А уже после моего ухода с этого поста появилось Федеральное агентство научных организаций (ФАНО), где имуществом занимались человек 500 сотрудников... Которые налево и направо это имущество раздавали. То, что мы берегли.
— Скажите, пожалуйста, какие сегодня стоят главные проблемы перед металлургией РФ?
— Их несколько. Первая серьёзная проблема — минеральная база, сырьё. У нас проблема даже с качественными железными рудами. Те, что есть, не вполне оправдывают ожидания — как Яковлевское на Белгородчине, например. Вот есть хорошее Бакальское месторождение в Челябинской области. Я сейчас веду специалиста, который почти подготовил по нему докторскую диссертацию — будет защищаться в начале года, крупное месторождение бакальских сидеритов. Они сейчас используются — около 10% — в шихте Магнитогорского комбината. Для разрежения шлаков, в основном.
Мы придумали технологию, которая позволит их использовать целиком. Это месторождение с запасами под миллиард тонн. Но пока дело с внедрением не движется.
У нас совершенно нет бокситов, кроме Североонежских. У нас 36 месторождений титана разведано, а мы его покупаем за границей, раньше у Украины брали, теперь в других странах. Хотя есть, например, на Урале месторождение Медведевско-Копанское, мы его хорошо изучили. И мы на той же установке, где работали по красным шламам, попробовали его руду — можно получать хорошие титановые шлаки. Но никто не вкладывается...
У нас плохо с хромом, марганцем. У нас не так уж хорошо и с никелем сейчас стало. Нам очень сейчас нужен ферроникель, чтобы делать нержавеющую сталь.
Цинка не хватает. Мне недавно люди из «Северстали» рассказали, что они из шламов газоочистки электропечей научились делать плитку и мостят ей дворы. А в ней 16–20% цинка! В руде цинковой — 4%... В тот период, когда я занимался этим вопросом плотно, нам удавалось получать цинк из этой пыли. Я пришёл с этой пылью на Челябинский цинковый завод и там переработал по технологии, которую наш сотрудник разработал. Они за это получили премию правительственную!
Сейчас понемногу начинают этот цинк извлекать — в Железногорске, собираются в Балаково. Но пока ещё не очень понятно, как в итоге по себестоимости выйдет. В лаборатории-то всё можно сделать...
Вторая сложность — технологии. Наши металлурги привыкли получать не очень качественную сталь. И на Западе её покупали под аплодисменты. Добавляли к нашей стали легирующие элементы, редкие в основном, которые они у нас же покупали тоже и... продавали нам эту качественную сталь. Вот сейчас заводы, которые занимались продажей за рубеж стали невысокого качества, оказались в сложном положении. ЦНИИчермет разработал программу, согласовав её с заводами.
Мы каждому директору завода написали, какие редкие элементы им нужно использовать. И директора-то не против. Но говорят: нужна гарантия, что у меня купят, ведь сталь станет дороже по себестоимости, во-первых; а во-вторых, нужны льготы, раз мы новую технологию осваиваем! Нужна эффективная система стимулирования технологического переоснащения заводов.
Записал Алексей Василивецкий
